– Мы хотим рассматривать дела по порядку, – продолжила Райдер. – Предложение вашего адвоката дает понять, что самое первое убийство, в котором вы замешаны, – смерть Дэниела Фицпатрика, произошедшая в Голливуде тринадцатого апреля девяносто второго года. Так?
На этот вопрос Уэйтс отвечал в небрежно-прозаической манере, как если бы его спросили, где находится ближайшая заправка. Голос звучал холодно и спокойно.
– Да, я сжег его живьем в его защитной клетке. Не так уж в ней было безопасно, как выяснилось. Даже со всеми его пушками.
– Почему вы это сделали?
– Хотел проверить, сумею ли. Я размышлял об этом долгое время и просто хотел доказать самому себе.
Босх вспомнил, что сказала накануне Рейчел Уоллинг. Она назвала это убийством из озорства. Она права.
– Что вы подразумеваете под словами «доказать самому себе», мистер Уэйтс? – спросила Райдер.
– Я подразумеваю, что есть такая пограничная линия, о которой каждый думает, но мало кто имеет характер перешагнуть ее. Я хотел посмотреть, смогу ли я это совершить.
– Когда вы говорите, что размышляли об этом долгое время, идет ли речь именно о мистере Фицпатрике?
В глазах Уэйтса вспыхнуло раздражение. Казалось, он с трудом выносит тупость своей собеседницы.
– Нет же, ты, дура, – спокойно проговорил он. – Я думал о том, чтобы вообще кого-нибудь убить. Понимаешь? Всю свою жизнь я желал это сделать.
Райдер проглотила оскорбление, не моргнув глазом, и продолжила:
– Почему вы выбрали мистера Дэниела Фицпатрика? Почему выбрали именно ту ночь?
– Да потому что я смотрел телевизор и видел, как весь город разваливается на части. Повсюду хаос, и я знал, что полиция ничего не может предпринять. Это было время, когда люди совершали все, что хотели. Я видел по телику, как один человек рассказывал о Голливудском бульваре, что там горят дома, и решил выйти посмотреть. Я не собирался сидеть и смотреть это по ящику. Желал видеть собственными глазами.
– Вы поехали туда на машине?
– Нет, я мог дойти и пешком. Тогда я жил на Фаунтин-стрит, возле Ла-Бреа-авеню.
Досье Фицпатрика лежало перед Райдер открытым. Она заглянула в него, собираясь с мыслями и формулируя следующие вопросы. Это дало О'Ши возможность спросить:
– Откуда взялась горючая жидкость? Вы принесли ее из дома?
Уэйтс перевел взгляд на О'Ши.
– Я думал, что лесбиянка задает вопросы, – усмехнулся он.
– Мы все тут задаем вопросы. Не могли бы вы воздерживаться от личных выпадов?
– Все, но не вы, мистер окружной прокурор. Я не желаю говорить с вами. Только с ней. И с ними. – Он указал на Райдер, Босха и Оливаса.
– Позвольте мне задать еще несколько вопросов, прежде чем мы перейдем к горючей жидкости, – произнесла Райдер, тактично оттесняя О'Ши в сторону. – Вы сообщили, что отправились на Голливудский бульвар от Фаунтин-стрит. Где вы шли и что видели?
Уэйтс ухмыльнулся Райдер:
– Я ведь правильно угадал? У меня глаз наметанный. Я всегда могу учуять по бабе, когда ей нравятся киски.
– Мистер Свон, – нахмурилась Райдер, – не могли бы вы объяснить своему клиенту, что здесь он отвечает на вопросы, а не наоборот?
Свон положил ладонь на руку Уэйтса, пристегнутую к подлокотнику кресла.
– Рей! Прекратите! Отвечайте на вопросы. Помните, это нужно нам. Мы вышли к ним с этим предложением.
Уэйтс повернул голову и посмотрел на адвоката. Босх заметил, как тень промелькнула при этом по его лицу.
– Я видел, как горит город. Это было как на картине Иеронима Босха.
При этих словах он улыбнулся и уставился на Босха. На мгновение тот замер от неожиданности. Откуда этот тип знает его фамилию?
Уэйтс кивком указал ему на грудь:
– Она написана на вашем удостоверении.
Босх и забыл, что при входе в канцелярию окружного прокурора им пришлось прикрепить к одежде пластиковые идентификационные карточки. Райдер поспешно задала следующий вопрос:
– В какую сторону вы пошли, когда добрались до Голливудского бульвара?
– Я повернул направо и двинулся на восток. Самые большие пожары полыхали в той стороне.
– Что лежало у вас в карманах?
Вопрос, похоже, поставил его в тупик.
– Не знаю. Не помню. Мои ключи, наверное. Сигареты и зажигалка, вот и все.
– У вас был с собой бумажник?
– Нет, я не хотел таскать с собой удостоверение личности. На тот случай, если полиция остановит.
– У вас уже была с собой горючая жидкость?
– Да. Я подумал, почему бы и мне не присоединиться к веселью, помочь спалить этот город дотла. Затем, когда я проходил мимо ломбарда, у меня появилась идея получше.
– Вы увидели мистера Фицпатрика?
– Да, я его увидел. Он стоял за своим охранным ограждением и держал дробовик. Еще он был с пушкой в кобуре, как какой-нибудь Вайет Эрп.
– Опишите нам ломбард.
Уэйтс пожал плечами:
– Маленькая ссудная лавка. Называлась «Ирландский залог». Впереди неоновая вывеска, которая мигала то зеленым трилистником, то тремя шарами – ну, вы знаете, это, кажется, символ ломбарда. И там стоял Фицпатрик, смотрел на меня, как я шагаю мимо.
– И вы продолжали идти?
– Сначала да. Я прошел мимо, а потом подумал о той подначке, о той цели, ну, вы помните. Как бы его прикончить – да так, чтобы он не застрелил меня из своей чертовой базуки.
– Что вы сделали?
– Вынул из кармана баллончик: «Изи лайт» – жидкости для розжига – и набрал ее в рот. Напрыскал туда, как делают те огнедышащие фокусники – на променаде, на Венецианском бульваре. Потом отставил баллончик в сторону и вынул сигарету с зажигалкой. Кстати, я больше не курю. Это ужасная привычка. – Он покосился на Босха.