Эхо-парк - Страница 59

– Это вы мне скажите. Вы там находились.

– Я сообщил вам все, что мог вспомнить.

– Что ж, попытайтесь припомнить. Вы в данной истории выглядите не лучшим образом.

– Что вы имеете в виду?

– На пленке отсутствует дискуссия о том, надо или не надо снимать с заключенного наручники. Там есть только, как Оливас освобождает ему руки перед спуском и вы освобождаете их перед подъемом.

Босх понял, что Рэндольф прав и, судя по кассете, он расковал Уэйтса, не посоветовавшись с остальными.

– О'Ши пытается меня подставить.

– Я не знаю, пытается кто-то кого-то подставить или нет. Позвольте спросить вас кое о чем: когда началась вся эта заваруха, Уэйтс завладел оружием и начал стрелять, вы не помните, где был и что делал в тот момент О'Ши?

Босх покачал головой:

– Я оказался лежащим на земле, потому что на меня сверху упал Оливас. Меня занимало, где находится и что делает Уэйтс, а не О'Ши. Все, что могу вам сказать: прокурора не было в поле моего зрения. Он был где-то сзади.

– Может, именно это и запечатлел на пленке Корвин? Как О'Ши трусливо убегает прочь?

При слове «трусливо» что-то вдруг вспыхнуло в памяти Босха. Теперь он вспомнил. С вершины обрыва Уэйтс кричал, обращаясь к кому-то, вероятно, к О'Ши: «Трус!» Босх вспомнил топот удаляющихся ног за спиной. Так это О'Ши удирал?

Босх размышлял над этим. Прежде всего прокурор не имел оружия и не мог бы защитить себя от вооруженного бандита, которого перед этим собирался засадить на пожизненный срок. В таких условиях бегство от человека с пистолетом совершенно предсказуемо и вполне оправданно. Такой поступок трудно назвать предосудительным. Это был всего лишь акт самосохранения, а не трусости. Но поскольку О'Ши являлся кандидатом в окружные прокуроры, бегство в подобных обстоятельствах выглядело уже не так красиво, особенно если оно попадало на видеопленку, а оттуда – в телевизионные новости.

– Теперь я вспомнил, – проговорил Босх. – Уэйтс кричал кому-то, обзывая трусом за бегство. Похоже, это и был О'Ши.

– Загадка разрешилась, – усмехнулся Рэндольф.

Босх вновь повернулся к монитору:

– Нельзя ли немного отмотать назад и еще раз посмотреть заключительную часть? Вот тот, последний отрезок.

Осани выполнил просьбу, и они молча стали смотреть кусок заново, начиная с момента, когда с Уэйтса вторично сняли наручники.

– Не могли бы вы остановить прямо перед купюрой? – произнес Босх.

Осани зафиксировал картинку. Она отображала Уэйтса, уже миновавшего середину лестницы, и то, как Оливас протягивает к нему руки, чтобы перехватить. Босх впился взглядом в экран. Туловище Оливаса изогнулось таким образом, что ветровка распахнулась. На левом бедре обнажилась кобура с торчащей из нее рукояткой пистолета – видимо, чтобы в случае необходимости ловчее было его выхватить.

Босх встал и подошел к монитору. Вынул авторучку и постучал по экрану.

– Видите это? – спросил он. – Он расстегнул кобуру.

Рэндольф и Осани вгляделись в экран. Предохранительная застежка – на это они прежде не обратили внимания.

– Могло быть так, что он хотел быть наготове на случай, если преступник сделает какой-либо непредвиденный шаг? – высказал предположение Осани. – Это в рамках правил.

Ни Босх, ни Рэндольф ничего не ответили. Вне зависимости от того, подпадало это под нормы и правила полицейского ведомства или нет, все равно факт вызывал любопытство, которое сейчас уже невозможно удовлетворить, поскольку Оливас мертв.

– Выключай, Реджи, – проговорил Рэндольф.

– Нет-нет, можно мне взглянуть еще раз? – спросил Босх. – Только эту часть, с лестницей?

Рэндольф сделал знак Осани, тот отмотал кусок обратно и продемонстрировал заново. Босх старался с помощью образов на экране дать импульс собственной памяти, перенестись мысленно обратно и понять, что же произошло, когда Уэйтс добрался до верха лестницы. Он вспомнил, как стоял, задрав голову, и смотрел вверх, на Оливаса. Как тот вдруг развернулся вокруг своей оси, оказавшись спиной к тем, кто стоял внизу, и загородил от них Уэйтса, лишив их возможности выстрелить. Теперь он вспомнил, как недоумевал: где же Киз и почему не стреляет?

Затем раздались выстрелы, и Оливас спиной вниз полетел с лестницы. Босх выбросил вверх руки, чтобы смягчить удар. Лежа на земле, под придавившим его телом Оливаса, он услышал новые выстрелы, а затем – тот выкрик…

Громкий, пронзительный! Который впоследствии был забыт, за всеобщей паникой и суматохой. Уэйтс шагнул к краю обрыва и выстрелил в них сверху. И что-то выкрикнул. Да, он обзывал О'Ши трусом за бегство. Но он прокричал что-то еще…

«Беги, беги, трус! Как там теперь твоя дерьмовая сделка?!»

За возникшим хаосом, страхом, тревогой и стараниями спасти Киз этот язвительный выкрик напрочь вылетел у Босха из головы. Что означало это злорадство? Что имел в виду Уэйтс, издевательски называя заключенный договор дерьмовой сделкой?

– Что такое? – спросил Рэндольф.

Босх посмотрел на него, очнувшись от раздумий.

– Ничего. Я просто пытался сосредоточиться на тех моментах, где пленка оборвана.

– Похоже, вы что-то припомнили.

– Я вспомнил, насколько близко я был к тому, чтобы разделить участь Оливаса и Дулана. Оливас упал прямо на меня. Он умер, заслонив меня своим телом.

Рэндольф кивнул.

Босх мечтал поскорее покончить с допросом и выбраться отсюда. Он хотел понять, что значили слова Уэйтса, и самостоятельно поработать над своим открытием. Просеять все через сито и рассмотреть под микроскопом.